полночь. и свет выключается во всех закоулках забытого богом театра;
актёры пустые: кто-то снова ступИл на грабли, а кто-то валяется под наркозом
а мы, оставшиеся в живых, вместе готовим не завтраки, а свежеварЁное завтра,
пока я на тёрке оттачиваю начисто рифму, ты качественно путаешь дозы,
наливаешь сто пядьтесят и, щурясь, закусываешь моей к тебе прозой;
из чайника выкипела вся вода, из зимы выветрился весь плавленый снег,
тут так холодно, тут сломаны все батареи и даже луна как сыр.
то, что может произойти назавтра, не виделось даже во сне,
только глаза голубые без устали шепчут: кажется, будет сын...
а потом одеялом доверху укрывают и молча: ну что ты, спи.
я выбрасываю игральные кости, на них почему-то пусто/пусто, как в домино,
на каждой ладони - по карте жизни, будто пропуск на Страшный Суд;
каждый, кто задолжал любимому хотя бы одну секунду, молча летит на дно
ты же помнишь: за утерянные чувства гардеробы ответственности не несут.